Настена громко смеялась, привычно отбрасывала со лба челку, лихо запрокидывала голову, отправляя в слегка бесформенный от поплывшей помады рот, водку.
Вокруг было не прибрано, освещение сумрачно, а собутыльники неказисты.
Один был высокий, худощавый, с серым лицом, кровь к которому не приливала даже от водки. Улыбался он криво, да и улыбкой его мимику назвать было трудно. Весело ему в этой компании или тошно, понять Настена не могла. Но ей было почему-то все равно. Смотреть она старалась чаще на второго - рыхловатого ботана с толстыми линзами очков, которые были мутны от жирных отпечатков пальцев и покрыты пылью веков. Эти очки делали его лицо добрым и немного глупым. Он был красен щеками и слюняв ртом, ронял капли и крошки на живот и колени, говорил много и охотно, удачно заполняя паузы в их нелепом разговоре.
Настена пила, кокетничала и не могла никак понять, что она делает в этой серой квартире с этими малоприятными субъектами, которые, допив бутылку, наверняка будут пихать ей в рот свои поникшие и несвежие члены. И картинка этой унылой плотской любви никак не желала рисоваться в ее воображении.
Чтобы немного проветрить голову и поправить макияж, женщина отправилась в ванную комнату. В коридоре было совсем темно, немного подсвечивал путь лишь тусклый свет из кухонного окна. Мужские голоса за спиной будили в душе вселенскую тоску и приводили к мысли о никчемности человеческой жизни как таковой и о настениной глупой бабьей доле, в частности.
Не дойдя пары шагов до уборной, Настя затаила дыхание: со стороны темной вешалки и входной двери ей почудилось какое-то движение и страх сковал тело, а из горла вырвался хриплый шепот:
- Кто тут?
В сумраке что-то зашевелилось:
- Это я, - сказал мужской, родной и почти забытый голос.
Настена захлебнулась от негодования, стыда и раздражения: он слышал все их пьяные беседы, практически стал свидетелем ее - настениного - нравственного падения, молча сидел в коридоре и терпеливо ждал! Чего? Зачем? По какому праву?
- Что тебе надо? Убирайся сейчас же? Как ты попал сюда? - громко зашептала она и попыталась вытолкнуть его за дверь.
- Я скучаю о тебе! Мне так не хватает тебя! - мужчина робко приобнял Настю за плечи, она сбросила его руки, отметив, какой он холодный, как с мороза.
- Убирайся! Вон отсюда! - выталкивала его женщина. Он не сопротивлялся, вышел и стоял прямо за порогом, пока она пыталась справится с замками.
Замки не работали, дверь все время приоткрывалась, а она не могла поднять глаз и взглянуть в его лицо. Ее практически парализовало, руки не слушались, а желание было только одно - закрыть дверь на все засовы, не видеть его, не слышать...

Тут-то Настя и проснулась в оцепеневшем от ужаса теле, и долго хлопала глазами, пытаясь заставить себя протянуть руку и щелкнуть выключателем. А когда свет зажегся, она осознала, что это был сон, а его нет в живых и уже довольно давно. И чего он вдруг приперся, да еще на Пасхальной неделе?! Горечь, жалость, обида - серым пеплом, осели в душе женщины и не давали сомкнуть глаз:
- Соскучился, да? Толку-то от твоей скуки: смылся от проблем, от меня, от всего! А мне еще тянуть и тянуть эту нудную и безрадостную песню, которая называется "жизнь"...