Дома толерантности

Московский бордель никому не режет глаз. Обещают, что он безопасен, как японская бритва, и бесшумен, как немецкий холодильник.

Постепенное создание в России "общества потребления" со всеми его красотами и ужасами плохо вписывается в хрестоматийные описания этого процесса, с которым страны Запада и даже Восточной Европы сталкивались в XX веке. Российским гражданам изрядно повезло: практически все "подводные камни" на пути построения развитого консумеризма уже выявлены заранее, и, скорее всего, именно поэтому Россия получит его не в "дикой" подростковой форме, а сразу в "цивилизованной" – и оттого его поступь в России ожидается стремительной и безоговорочной.

О том, какими путями в стране распространяется "общество потребления", лучше всего этим летом было наблюдать по состоянию крупнейших московских автострад. Так, основываясь на надписях на растяжках над улицами в центре Москвы и по ярким объявлениям на биллбордах по обочинам проспекта Мира, Ленинского проспекта, центральных шоссе, можно, например, сделать вывод о том, что в столице нашей Родины с июня 2004 года полностью легализованы публичные дома. Если не де-юре, то де-факто с гарантией.

О том, что в Москве существуют "дома терпимости", с начала 90-х было известно, к величайшему сожалению, даже школьникам. И тут, и там висящие объявления "VIP-отдых: сауна круглосуточно" могли создавать иллюзию продолжения великой русской банной традиции разве что у иностранца.

Тем не менее до последнего времени такого рода увеселительные заведения все-таки соблюдали все необходимые подпольному предпринимательству приличия, диктуемые общественной традицией, выработанной в прежние времена. Например, публичный дом не может своей вывеской объявлять об основном виде досуга, предлагаемого в своих недрах. Во избежание немедленного бесплатного тест-драйва всего персонала заезжей милицейской бригадой дорожный указатель к дому терпимости не мог быть крупнее дорожного знака от ГИБДД.

И уж, разумеется, всем своим видом наружная реклама заведения должна говорить о любительском характере предпринимательской инициативы и копеечных доходах менеджмента.

При ее обозрении в голове обывателя должны возникать слова "девки" или в крайнем случае "шлюхи", но никак не "индустрия развлечений" или "маркетинговые инициативы".

Растяжки и биллборды "Вип-Саун", "Круглосуточного отдыха" и "Спутницы 24 часа" образца лета 2004 год открыто нарушают эти негласные правила. От растяжек банковских услуг "Альфа-Экспресса", "Летней веранды в ресторане "Обломов" и "Новых рейсов "Трансаэро" они теперь не отличаются решительным образом ничем. Скорее всего, они заказываются у одних и тех же дизайнеров. А по наружному виду "клуба знакомств "Эгоист" на Садовом кольце недалеко от Маяковской площади поначалу вообще можно предположить, что речь идет о предприятии с государственным участием. По крайней мере, такое красочное и яркое оформление городского пейзажа я в последний раз наблюдал аккурат напротив мэрии Москвы – на Новый год.

Однако во внезапной легализации домов терпимости в Москве есть странности. Обыкновенно такого рода бизнес (оставим в стороне соображения о том, хорош он или плох – на взгляд автора, плох, да что ж с того?) в своем развитии проходит несколько стадий, в Москве пропущенных совершенно.

Например, во всех странах мира эстетика рекламы подобных заведений непременно проходит "агрессивный" этап – красные лампы, неоновые огни, аляповатые дивы с гомерическим размером нижнего белья с вывесок, ориентация на пьяный разгул тайных пороков, назойливость, стремящаяся преодолеть страх перед интимным, жеребятина и отсебятина. Однако борделям города Москвы, по крайней мере снаружи, как-то сразу удалось освоить "гигиеническую" эстетику секс-бизнеса.

Три скромные клубнички на биллборде, соблазнительно-закругленные шрифты, целомудренно-смущенный текст, а то и закос под рекламу "холодильников в кредит": сразу и не поймешь, что предлагают согрешить, а не потратиться на благо семьи.

Дистанция между грехом прелюбодеяния и грехом стяжательства преодолевается в один шаг – маркетинг, мерчендайзинг и франчайзинг делают чудеса. Желание увидеть воочию красоты сервиса в "центрах досуга" уже сродни интересу к устройству нового "Мегамолла": в конце концов, и там, и здесь предлагают отдаться господину Шоппингу. Но почему все это произошло так быстро?

Кроме того, где же крики общественности, во всех странах и во все времена весьма резко реагировавшей на наступление консумеризма в ипостаси секс-бизнеса? Последний раз дискуссия о возможности легализации публичных домов в России происходила в середине 90-х, причем выглядела она сугубо теоретически: из инвектив саратовского губернатора Дмитрия Аяцкова в адрес противников легализации проституции никак не следовало, что в его приемной толпятся очереди бизнесменов с планом застройки городской набережной эстетичными борделями из стекла и экологически чистого пластика.

Сейчас же, семь лет спустя, общественность смотрит на торжество идеи продажной любви с таким равнодушием, как будто за последние 20 лет только дурак не высказал своего мнения по этой проблеме.

Даже православная церковь, обыкновенно весьма строгая к таким явлениям, не отметилась справедливым обличением греха. Да что там, уверен, что немало "вип-саун" в Москве по местному обычаю освящено – хотелось бы верить в обратное, да нет желания проверять.

Появление фактически легализованной секс-индустрии в Москве вряд ли следует считать чем-либо, кроме свидетельства явного наступления на городских обывателей идеологии "потребительского общества". Однако, где же протесты хотя бы против наиболее спорных и некрасивых, с точки зрения общества традиционного, граней этой идеологии? Да и где, вообще говоря, эксцессы консумеризма, известные всей Москве по серым книжечкам "Зарубежный детектив" с 70-х годов? Даже общественный протест против бурного развития в столице и окрестностях игрового бизнеса сошел на нет. Вы думаете, кто-либо из крупных игроков на этом рынке испугался десятка статей, осуждающих "продавцов одноруких грабителей" в центральных СМИ? Нисколько, этот бизнес на подъеме.

Впрочем, объяснение происходящему спокойствию есть, и оно вряд ли порадует яростных противников идеологии консумеризма в России. В отличие от США, столкнувшихся с феноменом "потребительского общества" в момент его рождения в 50-60 годах, стран Западной Европы, получивших идеологию в "сыром" виде со всеми ее красотами в 70-х, стран Восточной Европы, иммунизировавшихся малыми дозами консумеризма с 80-х, в Россию это явление приходит в достаточно зрелом виде, переработанный иронией наших соседей по мировой экономике в достаточно привлекательное явление. Консумеризм XXI века, не потеряв своей критикуемой сонмом философов сущности, сейчас не отрицает индивидуальности, не чужд высокой культуре, не противопоставляет индивидуалистический образ жизни наличию у человека ценностей. Он сейчас на несколько порядков более силен и убедителен рекламы Coca Cola полувековой давности, бичуемые в выступлениях патриотически настроенных политиков.

И, похоже, именно поэтому российское общество даже в мыслях не имеетсил ему сопротивляться. Консумеристский образ "жадного американца, помешавшегося на деньгах", лишь подчеркивает консумеристский образ сорокапятилетнего менеджера фирмы по продажам машинного масла, презревшего городские красоты и уехавшего на американском джипе на Волгу удить японским спиннингом с финскими блеснами русского карася. Что уж говорить об оправданиях студента, из презрения к потребительскому обществу помешавшемуся на Алене Апиной, выбирающему в московской музыкальной лавочке CD с авангардным джазом? Они убедительны. Земные богатства общества потребления слишком разнообразны, чтобы не спутать их с богатствами духовными. Теперь это актуально и в России – на понимание этого факта не нужно потратить целую жизнь, как это сделали поклонники Beatles из 70-х.


Кстати, и то, что "потребительское общество", манифестирующее растяжками публичных домов на Тверской, будет более греховным в понимании традиционалистов, не факт. Существует мнение, что нынешная активность содержателей "веселых домов" – их паническая реакция на резкое падение спроса на их услуги. В моде – здоровый образ жизни, а на дворе – начавшаяся в Москве уже практически эпидемия СПИДа.

Поэтому, скорее всего, в России и сопротивление наступающему современному консумеризму с его экологичностью сознания, душеполезностью потребляемых благ и индивидуальностью массового поведения будет нетипичным. Вряд ли его не будет вообще. Но уже то, что нам, скорее всего, не придется болеть ни "парижским синдромом" 1968 года, ни немецким "синдромом разрушения института семьи" 1978 года, ни еще десятком мировых хворей, в подробностях описанных сотнями современных западных литераторов, не может не радовать.