Я не знаю, зачем я позвонил ей снова. Мы не виделись, наверное, месяца три, а не тусовались и того больше. Я когда-то решил для себя, что с девочкой-зверем слишком много возни, а никакого нового кайфа для себя я там уже не получу.
Когда мы только познакомились, я уламывал ее очень долго, наверное, пять или шесть встреч. Истратил кучу бабла, нервов и времени, а когда, наконец, присунул, не испытал ничего кроме тихого облегчения и огромной усталости. Да и что было еще испытать после трех клубов за одну ночь, текилы, текилы бум и апсента, танцев и разговоров до 5 утра, а после еще двухчасовой мучительной возни у меня в койке? Что поделать, господа, это тяжелый спорт!

Дело в том, что она хотела меня гораздо меньше, чем я ее. Восемнадцатилетние девочки-звери хотят ебацца со взрослыми мужиками, которые старше их ровно в два раза, совсем не так, как хотят ебацца с этими девочками взрослые мужики. Девочки хотят этого стесняясь себя и своего желания, а потому - непостоянно, то и дело пугаясь его и уходя от него в прикол, в хихиканье, в дружеские тычки под бок…
Потом были еще титанические усилия и еще такой же бесцветный сеКС: сунул-спустил… Потом мне это наскучило. Она звонила мне, по нескольку раз в неделю в трубе у меня перекатывались ее непередаваемые дурашливые интонации. Я же динамил ее, сылаясь на дела или отсутствие настроения и денег.

Я вспоминал ее, порой у меня стоял даже от мимолетных воспоминаний о ней. Но как только я вспоминал, какой путь нужно пройти до дырки девочки-зверя и какой приз ты получишь в конце, у меня тут же падал. Пройти через это еще раз было выше моих сил.
* * *
Когда я узнал, что ей всего 18, я был удивлен и шокирован. Удивлен, потому что давал ей больше – 22-23, шокирован же тем, что отчетливо понял вдруг одну простую мысль. Это белобрысое чудо 18-175-55, с крепкими икрами и упругой попой, глазками чуть на выкате и неправильным носом, что все вместе делает ее не красивой, нет – совершенно неотразимой, это чудо вполне легитимным образом могло бы быть моей дочерью. И от мысли этой душа моя заныла сладкой и тревожной истомой.

* * *
Поначалу тусоваться с ней было безумно интересно. Ее дикая необузданная энергетика превращала тебя в участника какого-то непрекращающегося карнавала. Когда я познакомился с ней, она работала баристом в одном ночном клубе. Пройти мимо ее барчика было совершенно невозможно – она подпрыгивала и летала за барной стойкой как резиновая бомба, и как упругие теннисные мячики скакали вокруг щедро разбрасываемые ей улыбки.

Я понял, что она девочка-зверь, первый раз назвал ее так про себя, когда мы сидели в одном летнем кафе на берегу одной могучей реки. Кафе было не просто престижным – тусовочным, там собиралась вся местная политическая и экономическая знать, самый верхний эшелон. Политики, банкиры, владельцы самолетов-газет-пароходов…
- Что-то у меня ноги потеют, - сказало очаровательное существо, и на глазах у всей этой чопорной публики выпростала из розовой (!) сандалии ступню, закинула ее на коленку и, стянув со стола салфетку, принялась демонстративно и вдумчиво протирать пот между пальцев.

Мои эмоции, вызванные этим зрелищем, за какую-то секунду изменились от полного шока и мгновенного испуга (а вдруг кто увидит?) до безумного хулиганского восторга. И через секунду я уже хохотал на все кафе, строя рожи и показывая на нее пальцем.

В другом публичном месте, где мы надулись пива, и мы стояли в очереди, чтобы пописать, она затащила меня с собой в туалетную комнату на глазах у, наверное, десятка людей, толкущихся в холе. Надо было видеть, как смотрели на нас по ВЫХоду все переминающиеся с ноги на ногу посетители и женского и мужеского полу.
Я видел, какое гипнотическое воздействие она, ее внешность и ее фонтанирующая жизненная сила оказывают на мужиков. Особенно на тех, кто постарше. Я видел, как смотрит на нее у барной стойки мой ровесник, приятель моего приятеля, как молча пожирает глазами кролика этого восхитительного восемнадцатилетнего удава в напрочь располосованной ножницами короткой джинсовой юбке. Когда она упорхнула пописать в свое Ж. он смог лишь сглотнуть и, не выходя из гипнотического состояния, пробормотать несколько раз: "Хороша! Пугающе хороша…"
Если бы он видел то, что видел я…

Грудки ее были двоечкой, двоечкой стоящей, но не поддерживаемой снизу ровными полусферами упругой кожи, как это бывает у наиболее мне нравящихся двоечек. Ее грудки были просто полудетскими припухлостями второго размера, ими как весенними почками набухало ее тельце в верхней своей части. Кроме того, абсолютно все тело девочки-зверя кроме только ладошек и ступней было покрыто короткими светлыми волосиками, ровным слоем восхитительного золотистого пушка.

* * *
Одно время я думал, что она сидит на чем-то, вроде кокса – такой неестественной казалась мне ее дикая, бьющая через край энергия. Потом я узнал, что она курит и бухает, может по три-пять дней зависать где-то, постоянно накуриваясь и набухиваясь. Но это все не от того. Дурь – это ее собственное состояние, ее действительно так по жизни прет.
Да, я не сказал, что она – девочка с рабочей окраины. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я был единственным ее приличным знакомым, и именно мне названивала ее мама (на пару лет только старше меня!

) когда она пускалась в свои загулы. Большинство других ее друзей в итоге друзья или не оправились от овердозы, или излечились, только оказавшись в тюрьме.
Она была проблемной девочкой. Ее выгнали со всех работ, где она успела отметиться. А за чуть больше полугода нашего знакомства она успела поработать в четырех клубах и барах, и, кроме того, подолгу посидеть без работы. Она была не то чтобы какая-то неумелая или недисциплинированная… Скорее, слишком яркая и непосредственная, ни в чем не желающая действовать по шаблону. Этого, конечно, администраторы никак не могли стерпеть. Вот потому-то ее и вышибали отовсюду со скоростью пушечного снаряда.
У нее всегда были проблемы с мальчиками – они бежали от нее как от огня. Я все пытался ее к кому-нибудь пристроить, давал советы… Ей было абсолютно бесполезно что-нибудь советовать – она не просто не следовала ничьим советам, у меня складывалось впечатление, что в большинстве случаев она вообще не понимала, о чем речь. Поэтому я, точно зная, почему ее бросают абсолютно все ее мальчики, совершенно ничем не мог ей помочь.
Я не знаю, почему я не бросал ее так долго. Сначала я намеривался бросить ее очень быстро. Именно потому, о чем я говорил выше - что я хотел ее гораздо, в разы больше, чем она меня. Но потом я научился ее не хотеть. Ну, или хотеть не так сильно. И продолжал тусоваться иногда… Не знаю, почему… Наверное, потому что она могла, пьяная в зюзю, когда я практически нес ее к себе домой на плече по светающему городу, вдруг совершенно серьезно, так, как будто эта мысль обосновалась и живет в ней уже очень давно, заявить промеж банального трепа: "Я стараюсь не делать людям больно. Никогда нельзя делать другому человеку больно. Ведь делая больно другому, ты делаешь плохо самому себе". И из уст пьяной 18-летней оторвы это почему-то звучало более чем убедительно.

* * *
Я позвонил ей в середине дня, когда она только просыпается. Бог знает, почему позвонил. Хотелось.
Встретились. Я отметил те перемены, которые намечались и раньше. Она стала чуть сдержаннее. Чуть-чуть только, но мне было это заметно. Также заметны мне были и едва уловимые внешние перемены. Она набрала, может быть, от силы килограмма два, но я видел: девочке-зверю необходимо начинать за собой следить.
Впрочем, и для меня и для всех остальных она была все также пугающе хороша.

Сначала был ее клуб, где она когда-то работала. Диваны, занавески, полумрак и кальян. И стриптиз в исполнении ее подружек. Одна из них – лесбиянка. Ну, не конченая, но больше тянет на девушек. 19-летняя молодая сучка с чуть подвисающей трешечкой так и терлась о девочку-зверя. Та хихикала и прикалывалась.
Другая – зрелая дама, выглядящая лет на 27-28 (на деле ей больше, но сколько не скажу – обещал), пролезла под столиком (!!!) и станцевала на мне лэп-дэнс. Просто так, в надежде раскрутить на чаевые. По-моему, она возбудилась больше меня. Соски ее торчали как грибы маслята, дыхание было прерывистым, она вся горела.

Потом был "мой" стрип-клуб. Причем, там танцевали две мои давние знакомые, компанейские веселушки. Подсадил их за столик. Болтали с девочкой-зверем без умолку. Та тоже хочет научиться танцевать стриптиз – надо же как-то на жизнь зарабатывать. (Не научится – не в ее характере, по-моему). Стриптизерши, обе в прошлом – спортсменки, проявляли понимание и обсуждали технику своих подруг.
Красивые женские тела, неплохая музыка, алкоголь… Я точно знал, чего хочу. Еще раз покорить этот Эверест (или Марианскую впадину?

). Поэтому я тихо гнул свою линию, а в конце заказал приват на троих. С лучшей из танцовщиц.

В комнате для приват-дэнсинга у девочки зверя замирало дыхание, восхищенно выпучивались глазки, и даже обычное хихиканье стало каким-то более низким и гортанным.

Ййй-ееее-еееее!!!!!!!- визжала она на весь зал, когда мы довольные и раскрасневшиеся вышли оттуда. И прыгала как полоумная, высоко поднимая сведенные вместе коленки, как прыгают через скакалку маленькие девочки. Зал, забыв о стриптизе, пялился на нее.
Девочка-зверь была готова, ее надо было уводить. Было 4 утра, я оставил в двух клубах порядка 200 баксов.
* * *
Дома оказалось, что на ней красный кружевной лифчик и красные же трусики. Под трусиками - я знал это - шрам дугой через весь низ живота, операция на придатках. Она многое успела повидать за всои невеликие годы!
Сначала она тоном капризного ребенка потребовала что-нибудь съесть. Остановились на бутербродах с ветчиной. Она ела их, оставляя смешно обгрызенные хлебные корочки.
Потом она попросила сделать ей массаж. Массаж превратился в пытку.
- Ой, мне больно, ты что так сильно! - Буквально через секунду уже хихиканье – Ой, мне щикотно! Сидя на потрясающей упругой попке здоровой сильной 19-летней самки и не имея возможности в нее немедленно сунуть, я начинал тихо закипать.

Она все время переводит любовную игру в просто возню с приятелем или подружкой. Когда ты лижешь ей сосок, она то возбуждается ненадолго, то начинает хохотать, изображая сопящее чмоканье. Постоянно хихикает, передразнивая тебя, имитируя твои движения. Тычет тебя в бок, толкается, сопит и возится…
Сделать с этим ничего невозможно, не поможет и куня: я больше чем уверен, что она состроит дурацкую рожицу и захихикает: "Ой, щекотно!"
Блядть, так недолго и до импотенции!

И в то же время я точно знаю, что внутри у нее все работает, возбуждение того приват-танца и всего сегодняшнего вечера никуда не делось, и его надо только освободить… Она как будто стесняется того, что происходит, пытается изменить ситуацию, которая кажется ей неловкой.
Да я короче заеб@лся уже!

Отваливаюсь от нее, почти со скучающим видом смотрю в потолок, чуть поглаживая по спинке…
- Ну да, конечно, - бормочет она недовольно, - такой напор, такая страсть… Сама при этом заглядывает в глаза, прикасается губами к губам…
Я понимаю, что разрешить эту дурацкую ситуацию можно только одним способом. Почти грубо сдергиваю трусики, переворачиваю на спину, раздвигаю ножки… При этом как фокусник умудряюсь достать невесть откуда припасенный гандон, одной рукой надеваю его… "А кому-то только ртом и без рук подавай", - зло думаю я…
Вдуваю.
- Ой, больно, - это уже страстный шёпот, коготки замерли на спине.
- Я не знал, что ты девственница!
- Сволочь!
Она сначала совсем сухая, но не долго. Аккуратно двигаясь, пытаюсь разбудить ее. Получается. Мокнет, начинает подмахивать…
Бля, куча девиц на коленях, голенькая девочка-зверь в руках на протяжении более часа… Сперма разве что не льется из ушей. Как я еще держусь?

На немного только мне удается по настоящему разбудить ее, девочка улетучивается, остается самка. Он обхватывает меня ногами, сильно вжимает в себя…
Тут же кончаю. С долгими судорогами и рычанием из меня уходит вся накопившаяся сеКСуальная энергия, которая и держала меня эти часы. Как будто через член вытекает сама жизнь. И через минуту я уже – обессиленный и смертельно уставший - валюсь на бок.

Сплю я плохо, и только слышу, как, ворочается, бормочет что-то во сне привалившееся розовое и сопящее существо.
* * *
- Как спала, милая, - спросил я утром очаровательный красный нос, высунувшийся из-под моего одеяла. Мы проспали не более трех часов.
- Да все война какая-то снилась, - задумчиво произнес нос. – Они были такие злые, а я их травила пенкой для волос…
- Кто они?!!
- Огурцы. Они вырастали большие и злые и маршировали воевать с людьми. А я их убивала…
Должен сказать, что я не удивился ничуть. Воспринял эту новость совершенно спокойно и даже не обратил на нее особого внимания. Потому что именно так – пенкой для волос (а чем еще?!

) убивают наиболее злых огурцов абсолютно все девочки-звери.

----------
Конкурс – нет.