Одесса, ранние девяностые…
Командировка была достаточно важной, Шурик должен был завершить полугодовые переговоры, которые он сам начал еще прошлой зимой с очень перспективным клиентом. В Одессе его ждал партнер, который помог ему в свое время найти и разработать этот контакт. Партнер встретил Шурика в аэропорту и поселил в своей квартире, убедив Шурика, что не надо тратить деньги на гостиницу и вообще так будет удобнее и быстрее, а сам уехал на свою новую дачу, за город. Потом была работа с клиентом, несколько дней заполненных суетой и длинными изматывающими встречами. Шурик даже не успевал заехать к друзьям, поздно заканчивая работу по вечерам. Наконец суббота. Он знал, что обратный рейс будет только в воскресенье, и специально выстроил график встреч таким образом, чтобы суббота была свободной, и он успел сделать свои личные дела. Так и получилось, суббота прошла вполне продуктивно, повстречался с родственниками, проведал друзей, выпили, посидели, поговорили за жизнь…
Он возвращался ранним вечером по одной из знакомых ему улиц, решив проветриться и подышать чудным воздухом майского приморского города, наполненного запахом распускавшихся каштанов и заодно еще раз перед отъездом посмотреть на этот город, столь любимый им, не зная, когда снова сможет сюда приехать. Шурик свернул на другую улицу и начал спускаться по ней в сторону моря. Она шла немного впереди его, слегка покачивая бедрами. Теплый ветер слегка шевелил длинными пушистыми волосами в такт ее шагам.
- Девушка, извините, вы не подскажете, как пройти на Приморский бульвар? – Шурик, конечно же, знал дорогу. Но почему-то ему захотелось окликнуть эту странную девушку, так грациозно шедшую, словно в каком-то замедленном музыкальном ритме, как раз по направлению к этому бульвару. Словно он почувствовал, что если сейчас не окликнет ее, не заговорит первым, то исчезнет то щемящее ощущение счастья и чего-то неожиданного и хорошего, что поселилось в душе с того самого момента, когда самолет поднялся в воздух, и началась вся эта поездка.
Она обернулась и кинула в Шурика из под ресниц взгляд иссиня черных глаз, таких огненных и глубоких, словно вонзила в его грудь заранее приготовленный кинжал. По крайней мере, он почувствовал, что его дыхание перехватило, как будто ему воткнули в грудь тот самый кинжал и внутри возникла пустота. Они смотрели друг на друга, наверное, секунд десять и дальше уже не нужны были слова. Все было сказано в эти самые десять секунд. Уже потом, вспоминая этот первый взгляд Наташи, Шурик долго не мог вспомнить, что же именно его так поразило в этих глубоких глазах, что она сказала ему, не произнеся не слова…
Они познакомились и долго гуляли по вечернему городу и разговаривали, смеялись, шутили и снова разговаривали, жадно стремясь за короткое время успеть больше узнать друг о друге, словно уже тогда чувствовали, что больше не увидятся никогда. Время шло, летело семимильными шагами и незаметно они оказались у нее дома. Они сели за приготовленный ей нехитрый ужин, глазунью с незатейливой закуской под початую бутылку дешевого амаретто.
Шурик никогда не пил раньше такую дрянь. Он всегда уважал только чистые и крепкие напитки, но сейчас ему было наплевать на свои вкусы и пристрастия, ведь она любила амаретто и этого было достаточно, чтобы и он его полюбил. Потом они стали танцевать под какую-то медленную и грустную мелодию, вернее это она его вытащила танцевать из-за стола, просто взяв его за руку и поцеловав ее у самого запястья. Потом он обнял ее в танце, притянул к себе и нежно поцеловал в губы.
И время прекратило свой бег, оно остановилось, и Шурик ничего уже подробно не помнит, что и как происходило. Да это и неважно. Никогда потом в своей богатой разными впечатлениями жизни он не занимался любовью с такой нежностью и одновременно с таким остервенением, словно пронзая ее каждый раз, когда входил в нее. Шурик был еще молод. Ему были пока неведомы все эти маленькие хитрости и секреты, как именно сделать женщине приятно и как именно довести ее до оргазма. Он просто жил с ней одной жизнью, растворялся вместе с ней в этой любви вместе с каждым оргазмом, а она шептала ему «Мой зайчик» на ушко и иногда замирала, крепко сжимая его торс своими ногами и тихо выдыхала воздух, как спущенный шарик. И он заводился от этих нежных слов и ее стонов еще больше и все никак не мог остановиться и продолжал раз за разом, даже не выходя из нее, а просто передохнув пару минут на ее груди. Сколько раз Шурик уже не помнит, да и важно ли это. Все равно так уже не будет, Шурик не будет таким, каким он был тогда, прошлого не вернуть и ничего уже не изменишь….
Рано утром пришла ее мама, вернувшаяся с ночной смены, и была небольшая неловкая пауза, потому что Наташа спала, разметавшись по простыне, а он просто сидел на кровати около нее голым и перебирал ее пушистые длинные волосы и вдыхал их аромат. Впрочем, ее мама оказалась мудрым человеком и вместо ненужных вопросов просто ушла на кухню ставить чай, а Шурику выдала свежее полотенце. Он долго стоял в душе, пытаясь под холодной водой смыть с себя засохшую сперму и промыть свои густые кудри, сбившиеся в плотную массу во время этого ночного марафона. А может он просто не знал, о чем разговаривать наедине с ее мамой, которая ждала его на кухне и тянул время, прогоняя сон и приводя заодно в порядок свои мысли. Потом Шурик все-таки вышел на кухню. Они пили чай, а ее мама показывала детские фотографии Наташи. Все было просто и понятно, он встретил свою любовь и остальное было уже не важно. Вот только оставался билет на утренний самолет и возвращение в Москву…
Он успел вернуться на квартиру партнера, собрать вещи и уже на такси заехал на цветочный рынок, купил несколько дюжин самых лучших роз и снова вернулся к Наташе. Его встретила ее мама, помогла ему расставить цветы по вазам и ведрам и внести их в Наташину спальню. Наташа еще спала, все также разметавшись по кровати, прекрасная в своей наготе, слегка прикрытая длинными пушистыми волосами…
Он не стал ее будить, взял их домашний телефон и уехал на ждавшем внизу такси в аэропорт…

Москва, недавнее прошлое…
- Ты знаешь, надо сделать вот как – Шурик, наконец, взял себя в руки, поставил бокал с виски на стол и шагнул к Оле, присел на корточки и, обняв ее колени, положил на них свой подбородок. Он решился ей сказать несколько правдивых и жестких слов. Это было ее испытание, и она должна его выдержать. И только тогда, после этого момента истины он мог быть понять правду – его этот ребенок или нет.
- Ты, конечно, рожай. Я только за. Ты же знаешь, что я давно хочу детей. Я помогу тебе с роддомом, все оплачу, не волнуйся. Но ты знаешь и мое правило – дети должны быть только в браке. По этому я не признаю его, как собственного сына или дочь, пока не будет сделана генетическая экспертиза. Если по ее итогам выяснится, что отец не я, не обессудь, я не буду содержать чужого бастарда. Если же все подтвердится, тогда конечно ты вправе рассчитывать на мою помощь – он сказал это все это медленно, тщательно выговаривая каждый слог и все это время, не отрываясь, смотрел в ее глаза. Он наблюдал.
Олины глаза расширились, когда она услышала про бастарда. Она сглотнула непроизвольно и ресницы дрогнули, а на щеках медленно выступил румянец. Она молчала, опустив голову. Пауза угрожающе затягивалась.
Шурик попал в самую точку. Вероятнее всего этот ребенок был не от него. Просто молодой девчонке наверняка не хотелось связываться с его настоящим папашей. Еще не известно, кто это вообще мог быть. А тут такой вариант. Ведь он тоже с ней спал. Ему казалось, что она даже к нему привязалась. А может, Шурик ошибался…

Москва, ранние девяностые…
Шурик вернулся в столицу в приподнятом настроении. Казалось мир изменился и все теперь будет по другому, по настоящему. Так думают поначалу все влюбленные.
Он вечером того же дня позвонил Наташе. Трубку подняла мама, он сказала, что Наташа заболела, и она не может ее позвать, она опять спит. И вообще у нее высокая температура и лучше сегодня уже не звонить, она вряд ли так быстро оклемается. Наташа выздоровела через неделю. Он общался с ней каждый вечер, звонил вечерами и болтал с ней по несколько часов. Он любил и не замечал, что Наташа преимущественно молчит, а говорит только он сам, мечтая вслух об их дальнейшей жизни.
В один прекрасный день она перебила его и сказала, что она должна будет надолго (на несколько месяцев) уехать. Ей предложили хорошо оплачиваемую работу на одном из круизных судов, которые курсировали по Адриатике и Средиземному морю. Поработает официанткой, поднакопит деньжат и приедет, наконец, к нему в гости. Только пусть он ждет. Она тоже любит его и будет скучать. Он попрощался, положил трубку и больше он ее никогда не услышал.
То, что происходило потом, в течение нескольких месяцев после этого, Шурик помнит плохо. Вернее он заставляет себя каждый раз это забыть. Потому что он не хочет этого помнить, он отказывается понимать, почему его так жестоко обманули. Он общался только с ее мамой, она пересказывала скупые новости, приходившие от Наташи в немногочисленных открытках из разных портов. Наташа экономила деньги, все-таки валюта и никогда не звонила. А потом однажды ее мама сказала, что Наташа вернулась, но не одна. У нее есть жених, она беременна и они начинают готовиться к свадьбе. Что будет лучше, если Шурик забудет про нее и не будет больше звонить…
Вскоре, почти сразу после Нового года, судьба снова забросила его в командировку в город у моря. Он шел по его промозглым улицам и старательно искал тот дом, в котором он провел ту чудесную ночь с Наташей. Шурик вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж и позвонил в знакомую дверь. Сначала никто долго не отвечал, потом раздалось скрипение, и в проеме двери показалась Наташина мама с младенцем на руках. Она покачивала его, стараясь убаюкать, видимо длинный звонок разбудил малыша. Она узнала Шурика сразу и побелевшие губы выдавали ее волнение.
Шурик же долго рассматривал малыша на руках Наташиной матери. И спросил только одно.
- Как его зовут ?
- Сашенька, в честь отца – прошептала ее мать побелевшими губами.
- Кто там пришел, Тамара Михайловна ? – в прихожую вышел молодой мужчина в спортивном костюме и тельняшке.
- Да не волнуйся, Костик, это просто дверью ошиблись, вам молодой человек надо вниз спуститься на этаж, Родионовы там живут – громко произнесла Наташина мама
- Уходи, пожайлуста – прошептала она Шурику и посмотрела на него умоляющим взглядом…

Москва, недавнее прошлое…
Оля ушла. Просто молча оделась и вышла. Словно все было уже решено. Все было сказано. Уже потом, через неделю-другую, Шурик узнал, что она сделала аборт. Это только укрепило его в своих мыслях о том, что он не ошибся, когда спросил ее про бастарда. Наверное он был с ней неоправданно жесток. Можно было сказать мягче. Только смысл от этого, пожалуй, бы не изменился.
Это действительно не мог быть его ребенок. Он твердо знал, что в далеком городе у моря у него уже есть один сын. Саше шел, наверное, уже девятый год и он должен был пойти этой осенью в четвертый класс. Шурик взял со стола бокал с виски и сел в кресло. Мысли снова его унесли в далекий теплый город у моря……

.