СТАТУС КВО (окончание)

Никита Сергеевич, как Бэтмен с новорусским уклоном, действительно появился. Но появился не в комнате, как вы ошибочно подумали, где мы с таким жаром обсуждали еблю вперемешку с нелинейными уравнениями, а в работающем телевизоре, где, раз черт его ни знает, кто только не появляется, то почему бы, в конце концов, не появиться и Михалкову! Так вот, когда этот Михалков, замелькал на экране, неся околесицу про духовность и соборность, а я в это время мелькал перед ним, неся околесицу про матрицы и проституток, а любимая обвинила главного козыря в принудительном вовлечении обслуживающего персонала в разврат и порнографию, а я закричал в ответ, выводя шефа из-под удара, что:
- Черт с ним Троицким, но попомни мои слова… - и дальше в этот момент еще не придумал, что именно она должна будет попомнить. Но сообразил – раз уж вход пошли театральные выражения, то неплохо было бы здесь так же театрально «всплеснуть» руками. Я и всплеснул в сторону Михалкова и телевизора и, чтобы закончить начатую фразу, закончил ее Михалковым, потому что был бы там Махатма Ганди, я бы и его пристегнул:
- … вот он – Махатма, тьфу ты – Никита, еще снимет фильм по этой книжке! Попомни мои слова!
Она сразу успокоилась. Но не подумайте, что по инерции тоже ебнулась и поверила, что Михалков и правда что-нибудь такое снимет. Наоборот! Она решила, что никто и никогда, а уж тем более Михалков ничего подобного снимать не будет. Второе, что она теперь точно знала, это то, что я действительно ебнулся, и, как вы правильно заметили в своей реплике «окончательно и бесповоротно». А успокоилась она потому, что вместе с Михалковым я перешел из компании ебнутых маньяков, в просто ебнутые, с банальным «бредом величия» (выражение «мания величия» уже устарело и продвинутыми психиатрами не используется).
Таким неожиданным образом, я легализовался как безвредный псих и получил даже возможность продолжать писать свои «писюльки» (ее выражение) видимо, чтобы не спровоцировать обострения болезни. Теперь за пациентом пристально стали наблюдать уже двое: я – изнутри, она – снаружи. Да ничего страшного – срать на ходу я пока не собирался… Только она мои шутки перестала понимать. А с другой стороны, какие уж тут с чокнутым мужем могут быть еще и шутки!
Как-то она говорит:
- А сейчас ты что пишешь? – из наблюдений она знала, что уже готовая рукопись отправлена заведомо безрезультатно в очередное издательство.
- Да так… – на этом мне надо было остановиться, но я не удержался:
- Второй том.
- А зачем? – резонно и подчеркнуто спокойно, как и положено с сумасшедшими, возразила она.
На этот вопрос правдивого вразумительного ответа у меня для нее не было. А вам, правдиво и вразумительно, попробую объяснить почему.
Помните как космонавты, покинувшие на звездолете Землю и через пару лет возвратившиеся назад, обнаруживают, что за время их недолгого отсутствия на родной планете прошли века? В издательском бизнесе такая же фигня! Например, главный редактор какой-нибудь редакции говорит вам, беря рукопись, что позвонит через пару дней. Вы то еще не знаете, что все редактора всех редакций, как только получают на руки рукопись, прыгают в первый попавшийся звездолет и валят в дальний космос. Поэтому ни через два дня, ни через две недели вы никакого звонка ни из какого звездолета не дождетесь. А бедный автор в это время никуда не улетает ни в какие межзвездные дали, а сидит себе на старушке Земле, и думает, что прочесть то уж точно прочли, раз обещали такие солидные люди, но, наверное, не понравилось. И начинает судорожно черкать старый вариант. А потом думает: что толку судорожно черкать, напишу-ка я лучше что-нибудь новое. Примерно так появилась вторая часть.
Теперь понимаете, почему я прямо не мог объяснить любимой про все эти звездолеты и дырки во времени? То есть мочь то мог, но как только бы смог, сразу очутился в местах если и не столь отдаленных, то уж точно столь же невеселых, как и отдаленные. И зачем я тогда столько времени сдерживался и не срал на ходу?
В таких безответных случаях вместо ответа надо постараться перевести все в шутку. Возьмите наших многочисленных сатириков, которые беспрерывно острят совсем не потому, что им постоянно весело, а потому что ни одного ответа, ни на один вопрос не знают и заглушают пустоту незнания своим навязчивым юмором. Я так ответил на ее саркастичное «зачем?», надеясь, что и она почувствует иронию:
- У нас классиков, второй том нужен только для того, чтобы в подходящий момент его сжечь, как это сделал, например Гоголь. Поэтому если уж ты, милая, ласково называешь меня «писюлькой», и мне как «писюльке» обязательно необходимо что-нибудь сжечь, я и сожгу именно то, что положено по инструкции!
Не думайте, что Гоголь, как в прошлый раз Михалков выскочил из меня непроизвольно, как черт из коробочки. Сумасшедшие не такие дураки, как о них принято думать среди не дураков, то есть не сумасшедших, среди которых, наоборот, дураки встречаются и довольно-таки часто. К тому времени я уже твердо освоил тему и успокаивал любимую, регулярно подбрасывая ей какую-нибудь очередную безумную идею. Например, про создание первого в мире порно мюзикла по мотивам «Ангелов» в пику всем этим «Моим мамам» и «Нашим дамам из Парижа». Когда и это не помогало, приходилось апеллировать к современным классикам, сопоставимым с Гоголями и Достоевскими по масштабу: Шнурову, Пахому и Орлуше. Эта святая троица не раз здорово меня выручала. Как только снова вставал вопрос о том что: «как ты мог ТАКОЕ написать!?», я глушил ее творчеством этих знаменитых поэтов и песенников, и она оглушенная примирительно говорила:
- Да нет! По сравнению с этими – ты еще ничего…
Однажды, когда в очередной раз возникла обоюдоострая дискуссия про интимные подробности декамироновских похождений, которые она, кажется, заучила наизусть, я, в запале спора, отчаянно закричал:
- Да, милая, да! И бляди и проститутки и во все места и всеми способами, которые ты так хорошо запомнила! И у некоторых из них я даже лизал, что почему-то тебя особенно задело! Но, во-первых, я и у тебя это же самое лизал, и с большим удовольствием! А во-вторых …
Если вы думаете, что бред – это мешанина из сумасшедших и главных редакторов, проституток и звездолетов, гоголей и шнуровых, которой вас потчевали до сих пор, то послушайте, что в пылу полемики из меня выскочило на этот раз:
… в виду сложившегося цугцванга («цугцванг» - синоним слова «пиздец» в шахматах – это я у главных редакторов словарного запаса нахватался) я готов снять этот вопрос раз и навсегда! Потому что ты дуешься и не допускаешь к себе, а другие мне на фиг не нужны! Так чтобы самому не мучиться, а, главное, тебя не мучить, я завтра кастрируюсь на хуй (синонима в шахматах я не нашел) и всем будет хорошо!
Пока вы с любимой перевариваете это радикальное заявление, немного отвлечемся. Возьмем Великую Отечественную войну. Не в целом, потому что, как теперь выясняется, никакой «Отечественной», а уж тем более «Великой» войны не было, а это Франция легла под Фрица, раздвинула ножки пошире и истощила его своей любовью. А в частности - моего дядю, Василия Матвеевича, на этой не существующей войне. Когда он умер, взял я себе на память из всего не хитрого скарба, опасную бритву немецкого производства, которая ему от одного немца досталась, когда наши с ними под Сталинградом братались. И она у меня до сих пор в инструментах лежит – ей провода хорошо зачищать. Когда я насчет «кастрируюсь» ляпнул, то вдогонку подумал, что если уж чем оскопляться то именно этой исторической бритвой, и не из-за преемственности поколений, а потому что ничего острее в доме нет…
Вы думаете, она сказала: «Нет! Ни в коем случае! Только не это!»?
Нет! Ни в коем случае! Только ни это! Ничего подобного она не сказала.
Совет начинающим писателям: когда будете описывать свои похождения, стоит учитывать, что кто-нибудь может и претензии предъявить на соответствие! В эту ночь мне пришлось применить все, о чем хвастался в «историях», в предельно и даже запредельно концентрированном виде. И только потом, жмурясь от утреннего солнышка, она сказала ласково улыбнувшись:
- Не надо…
- Что не надо, любимая?
- Кастрироваться… пока не надо - и достала из-под подушки ту самую немецко-фашистскую бритву, которая, по моим прикидкам, должна была бы валяться в инструментах.

Продолжение через неделю.