|
|
|||||||
О том известно Богу одному, Зачем порой случается такое: Нечаянно и, в общем, ни к чему Встречаются расставшиеся двое. Вот так и мы с тобой из темноты, Из забытья, из лет прошедших комы Явились вдруг, и не сдержалась ты – За прошлое посыпались укоры О том, что я в стране твоей судьбы, Как вражеский агент на время заслан, Тем, кем ты увлеклась тогда, не был, А только лишь старательно казался. Повисли в воздухе твои слова Без отклика обидой или болью. Ну хорошо, пусть даже ты права, И что с того? Нет больше нас тобою. Есть я и ты. Не даст судьба взаймы На пробу снова шанса нам такого, А в прошлом те, совсем другие мы, Живут, как прежде, по своим законам. Поверив свято в сладостный обман И страстно в грешной судороге корчась, Всё пишут нескончаемый роман, Что на сегодня полностью окончен, Творят самоуправный произвол, Метаясь из неверности в измены, И не понять им этот разговор, Оторванный от них и беспредметный. Дождик в снос пошёл, солнце – в прикуп, Заплясало на женской коже. Вслед поэту захочешь крикнуть: Ах, как много на свете кошек! Как траву, не переполоть их, Выбиваются из под платьев Округлившейся нежной плотью На асфальтовой улиц глади, И крадутся на лапках мягко, Солнца жёлтого знойным светом Отражаясь в листве, помятой Беззастенчивым летним ветром. Так и жаждется, так и тянет Прикоснуться к ним и погладить, Лишь представишь – и сразу встанет, И проявится, будь неладен. Осажу я себя усмешкой: Ну куда ты, в твою-то пору! Для твоих ли желаний грешных Распускается эта поросль? Ты отгладил своё, отлапал, Срок пришёл зачехлить оружие. Отзвучали вчерашней славой Стоны бывших твоих подружек. А для этих ты стар и гадок, Что-то может поправить щедрость, Но зачем оно тебе надо – Чтоб свою ощутить ущербность? Вроде верно всё, сообразно: Годы, возраст и всё такое. Отчего же холодный разум Не приносит душе покоя? Слишком памятны те забавы, Что заставят гундеть в обиде: Да подумаешь, просто бабы, Что, я мало их в жизни видел? – Непонятных, обыкновенных, С этой самой манящей кожей, Если вдуматься, им, наверно, Увядать несравненно горше. Как, пожалуй, должно быть страшно, Удлиняя подолы юбок, Отпевать им себя, вчерашних, И смотреть на расцветших юных. Только катится жизнь по руслу, Приближается мерно к устью, Вот и снова на сердце грустно, Мне не справиться с этой грустью. И всё лезут они из кожи Откровенных донельзя платьев, Распалённые солнцем кошки – Те, которых мне не погладить. Промчится, как белка вёрткая, Предшествующая неделя, и В июле, двадцать четвёртого, Отметишь ты день рождения. Ну надо же, ведь живёт оно - Всё то, что забыть пытаюсь я! В июле, двадцать четвёртого С тобой это вновь рождается. А ты уж забыла кого-то там, Да мало ли было за годы их? В июле, двадцать четвёртого, Напьюсь за тебя до одури. Твой день рожденья среди прочих дат Окутан мглой лукавого обмана. Мне кажется, что ты жила всегда, Как героиня вечного романа. Вот в сотый раз догадка разум жжёт, Что на планете – юной, первозданной – Была ты самой первою из жён, Рождённой Богом из ребра Адама. Красавица в эпоху древних войн, Пленившая троянского Париса, Могла быть однозначно лишь тобой, Одетой в тунику твоих капризов. Ревнуя, вновь увижу, словно сон,- Средневековой полночью несмело К тебе крадётся тенью на балкон Влюблённый пылкий юноша Ромео. И у меня совсем сомнений нет – Тебе в любой трагедии не тесно – Шёл на дуэль из-за тебя Поэт Под пулю ненавистного Дантеса. А я – никто. Куда мне до тебя! Но Бог меня осыпал чувством вещим, И столько, сколько я живу, любя, Ты будешь жить на этом свете вечно. |