Прошу прощения за долгое молчание, но то отдыхал, то работал… Вот теперь вернулся, готов продолжить.

Что решит? Собсно наш спор. А вы о чем подумали?

Можно сколь угодно долго мусолить тему "подходит-не подходит", каждый останется при своем ИМХО. Да, красиво. Да, романтично. И в тоже время обычно – ведь таких историй на каждом шагу. Вопрос-то не в том, хорошо ли им вместе сейчас, на данной стадии – на стадии любовников. Вопрос в том – что же дальше. Ну, пофантазируем, в конце концов, сие есть литературная ветвь:

Машина ехать отказывалась. Я свернул к обочине и через сто метров "дерганья" корпуса остановил своего приболевшего коня. Ах, еб…. в …..т! Вернуться чтоль пешком, накостылять этим заправщикам? Уроды… Жаль до москвы не дотянул. Всего-то километров 60 оставалось. Угораздило же заправиться в этой дыре…

Понимая, что ничего всерьез я сейчас сделать не смогу с этим полуэлектронным монстром импортной автоиндустрии, осознавая также какую-то отрешенность от всей этой ситуации, я вышел из машины и решил просто пройтись по траве, подышать воздухом, покурить… Авось пока буду бродить, да курить, и машина поправиться. Сама. Ну, с техникой по всякому бывает…

Разминая затекшие плечи, я выбрался из-за руля и пристроил зад на теплом капоте. Мелкий моросит приятно холодил лицо, низкие серые облака чуть ли не касаясь верхушек деревьев, выливали этот моросит из себя тоннами. Лес по обе стороны дороги был величаво молчалив, и хранил какую-то безумно важную тайну. Будто изготовился этот лес своими темными глубинами напасть и пожрать маленького человека…

Я закурил и обвел взглядом все это мрачное молчание. Нда… Валить отсюда надо. Беспокойство и первобытный ужас перед слепой стихией гнали меня отсюда. Но уехать я не мог. Да и беспокойство и ужас были не столько от увиденного, сколько от последнего звонка моей ненаглядной… Два часа назад, еще под Тверью я стоял на обочине и после тяжелого разговора смотрел на остывающую мобилу в руке. С непониманием и, думаю, обидой смотрел я на говорящий кусок пластика – что она творит, маленькая дрянь? Ведь просил же ее – сдержи, если придет, свои подростковые глупости в себе. Коль придет желание грубо, наотмашь бить по нам своим желанием новизны, сделай это один раз и уйди, но только не делай глупостей.

А ведь не-е-ет… Не прошло и полгода и началось – милая, на все смотрящая широко открытыми глазами Жанна, которая, кажется, счастлива была оказаться со старшим, умным мужчиной, начала превращаться в обычную глупую соплю. Обычные, вполне предсказуемые надуманные обиды, выходки типа "я ушла к маме", с обязательным возвращением через день… Вечные обвинения в моем невнимании, глупости какие-то вроде "у тебя другая, я тебе просто для секса нужна"… "Ты со мной не разговариваешь"…

А может быть она такой и была, и это только я придумал себе что-то иное? Черт его знает… Вот сейчас, под этим свинцовым небом и бормочущим мрачно лесом, мне почему-то абсолютно уже все равно. Конечно, при взгляде на свою малышку, екает еще внутри что-то и хочется улыбнуться ей и обнять и расплакаться от нежности, но… Только пока она рот не откроет. Но противней, пожалуй, всего, что знал я дурак эдакий, что этим-то все и закончиться, однако же влез в эту историю…

Покачав головой, пеняя на себя и на мир и на машину, я взглянул еще раз в небо, вытер лицо от собравшейся влаги и вернулся в машину. Я был полон решимости завести ее, вернуться домой и прекратить эту глупость – пусть девочка растет и становиться женщиной, пусть набивает свои шишки сама. Пусть сердце ее становиться грубей и циничней – взрослей. Но без меня.

Или вот другой вариант

Санька с какой-то дурацкой палкой в руках пытался уже минут десять догнать на площадке хоть одного голубя. Дите!... Мое… Голуби, конечно, разбегались, при этом, однако, даже не взлетая. Совсем привыкшие твари… Санька, насупленный и серьезный, не сдавался.

Я сидел, вытянув ноги, на лавочке и глядел на этот разгул бурной энергии. Вот ведь… Плохой, все-таки из меня отец – за день ребенок умотал меня вусмерть. Но… Умотал, не умотал, однако ж, через пятнадцать минут ужинать идти. У Надьки, небось, уже все готово.

- Сань, минут пятнадцать еще погуляем и есть пойдем. Пойдем?

- Па, неачу! Поеем катаса на тламвае!

- Сань, нас мама повесит обоих. Надо кушать.

- Неачу!

- Я тебе дам "неачу". А ну-ка иди сюда. Иди, иди… Вот что это? Смотри, опять штаны где…

В общем, с уговорами и обещаниями "зеваськи" после еды ребенка кое-как удалось направить в сторону дома. Естественно, путь в две минуты, мы преодолели, чуть ли не за полчаса. Ну а как же! И тут нам надо попытаться влезть под забор и тут обломленную ветку перетащить… Надя встречала нас вкусным запахом из кухни и незлой руганью за опоздание.

- Привет, малыш. Ну как ты? – я поцеловал жену и привычным уже за 4 месяца жестом погладил животик… Живот! Животень! Богатырь там у меня! – Извини, что так поздно… Не остыло еще все?

- Привет, привет, папаша. – Надька, как всегда иронизирует – Саньк! Как погуляли?

- Халасо, мам. А папа меня на коесо водил.

Надя смотрит на меня вопросительно. Я, стягивая с ребенка босоножки, поправляю его:

- На круг, Саш. – И для жены уже поясняю - Круг. Автобусный. Встречался я там с Женьком.

- А… Ну давайте. Руки мыть и за стол. Саш, будешь картошку с мясом? – Надя закидывает полотенце на плечо и своей смешной походкой "переваливается" в сторону кухни.

- Неачу!

- Саш! Мы с тобой о чем говорили? – Я смотрю дитю в глаза, максимально строго, как сейчас способен. Дите играется, делает обреченный вид и топает в ванную.

После веселой процедуры помывки рук, с обязательным забрызгиванием всего и вся вокруг, рассевшись за столом, получив по тарелке восхитительно выглядящего тушеного мяса и с парком пюре, не могу сдержаться и одними губами говорю жене над Сашкиной головой: "Я люблю Тебя". Жена улыбается и подмигивает. Счастье все-таки есть…

И вот ведь, кажется так все описано… И то это. Может быть. Однако ж… Более вериться мне в первый исход. Ибо второго я в жизни не видел. История, кстати, на основе которой было написано все, уже закончилась. И не так и не эдак. Просто по-другому.