Цитата:

---

Олимпийские Игры — это праздник; окупился ли последний день рождения Ксении Собчак? Довольно дорогое, между прочим, мероприятие…

Кто иногда организует праздники, тот знает, что их окупаемость измеряется в двух плоскостях: удалось ли собрать всех, кого хотелось, и нормально ли погуляли. И все. Да-да — и все.

Это не очень хорошо, конечно. Но это как горевать по недоеденной селедке под шубой, которой осталось целых полтаза: придется выбросить. Зато погуляли.

---

Цитата:

---

Любой спец в фигурке, да даже не слишком экзальтированный зритель, который смотрит по телевизору чемпионаты мира и Европы, знает, что Евгению на его четвертой Олимпиаде медаль будет за счастье; но народ смотрит «Ледниковый период», а вместо детективной истории с Аном напряженно следит по журналам и газетам за удивительными перипетиями жизни Яны Рудковской…

И только сквозь призму этого несложного понимания стоит рассматривать нашу веру в победу, любовь к Ковальчуку и упование на Овечкина. А все остальное имеет не большее отношение к реальности, чем фильм «Легенда N17» к жизни Валерия Харламова.

Господа, золото вполне может случиться, но вряд ли больше одного. Настоящим фаворитом является только сборная России в мужской эстафете — наряду с норвежцами, а также любой из еще пяти-шести команд, у которых в день старта случится счастливый день.

Я имею в виду, например, что без промаха отстреляет Дмитрий Малышко. Или все тараканы построятся в колонны и временно покинут мнительную голову Антона Шипулина. В общем — при благоприятном стечении обстоятельств! Личное золото в биатлоне будет колоссальным успехом, а никак не реализацией надежного хитропродуманного плана. Вот если будет, тогда и напляшемся, а заранее ожидать не стоит. Правда.

Так что история про Плющенко и Олимпиаду — она другая. Это такое завершение блистательной карьеры. Полет в космос семидесятилетнего человека. Это уже немножко Федор Конюхов. Так ведь это тоже все любят. Просто результат сюда не нужно примешивать, он тут вторичен. Будет медаль — Плющенко даже на руки не успеют поднять, чтобы под овации вынести из зала. Он сам улетит оттуда на неожиданно выросших крыльях. Не будет медали… Ну а что это изменит в величии Плющенко? Да ничего. Все слова там уже сказаны. Просто не будет крыльев, а унесут все равно на руках.

---

Цитата:

---

Чертыхаясь и виня во всем недострой, мы брели вокруг этой угловатой опухоли на теле, в общем-то, изящного стадиона, и только уже внутри поняли, что именно мы обходили: это и была вся машинерия, все те аттракционы, которые должны были проплыть по стадиону в таинственном порядке и, собственно, составить шоу.

Такого я никогда не видал. И я сразу вспомнил, как Андрей Кончаловский в одном из интервью рассказывал, что его приглашали — не готовить открытие сочинских Игр, нет, его приглашали подумать, а не взялся бы он. Кончаловский задумался, пригласил некоего старого приятеля-американца, знатока подобных дел, и когда они приехали в Сочи и вошли на перманентно достраивавшийся «Фишт», первый американский вопрос был: «А сколько уровней у вас под собственно полем стадиона?» На что люди растерянно переглянулись.

Но в результате, скажу вам, вы назовете открытие наших Игр каким угодно, но никак не неподготовленным.

Но сделали здорово. Без лубка. Самоиронично местами, местами державно. Изумительной красоты балетная сцена, которая по смыслу — первый бал Наташи Ростовой, а по звуку — гениальный вальс Доги из «Мой ласковый и нежный зверь». Очень тонкая, изобретательная работа диджея, который создавал саундтрек к маршу команд-участниц: это наши русские песни, от «Яблочка» до, например, Земфиры с Цоем.

---

Цитата:

---

Вы мне скажете: а как же Шипулин? Вот попади он последний патрон в спринте, он ведь и чемпионом мог стать! Я вам отвечу, что это, конечно, очень приятно повторять, но смысла в этом не больше, чем после хоккейного поражения говорить: вот забросили бы на две шайбы больше и выиграли бы. Вот плыл бы пловец, бежал бы бегун, газовал бы формулист и так далее…

Ведь это именно то, что происходит, например, с Бьорндаленом. Заметьте, что он сказал после своего финиша: «Мне удалась идеальная гонка». Это означает, что спортсмен отлично знает: чтобы добиться наилучшего результата, он должен сделать так-то и так-то, и чтобы еще немного удачно сложилось. Тут практически отсутствует «будь что будет». Чем Бьорндален и велик: у него все меньше сил и он, конечно, зависим от обстоятельств… Конечно, если Фуркад попрет, что называется, во всю мощь Фуркадову, Бьорндален нынешний останется в почетном строю тех, кто глотает снежинки по его следу. Но то дело Фуркада, а дело Бьорндалена в том, чтобы свой шанс знать наизусть и быть к нему готовым. У него ни секунды, ни мгновения, ни нервного колыхания не уходит на борьбу с самим собой.

И почему, опять же, на российской Олимпиаде Ландертингер лучше понимает, как разложить силы по дистанции, чем Шипулин? Кто из них двоих тренировался здесь несколько месяцев?..

---

Цитата:

---

Вот в последние несколько дней, переселившись в горный кластер, я каждый день езжу мимо новехоньких зданий, реальность которых несомненна. Вот они, можно выйти из машины, потрогать их руками, даже войти внутрь. Говорят, это интересный аттракцион, говорят, что у некоторых за фасадами нет ничего, кроме сквозного пейзажа горного склона, но все дело в том, что слухи могут как всего лишь остаться слухами, так и оказаться чистой правдой. И вот уже тебе лотерея: войдешь, а как там, и не знаешь.

Другое ощущение, от которого именно в горах не отделаться никак, — ты за границей. Ассоциации с альпийскими картинками, в погоне за которыми архитекторы и строители провели эти несколько азартных лет, приводят именно к такому чувству. Но если заграница, то... почему вокруг столько русских? Что это за отдых, в конце концов, и стоило ли уезжать за тридевять земель, чтобы снова встретить тут всех своих? Ах, да. Мы ведь не за тридевять. Мы ж в двух часах лета от Москвы. Или — нет?

А на центральной площади нашего отельного мирка тем временем ежеутренне происходит следующее: со сцены, оформленной в цвета одного из главных спонсоров Олимпиады, молодой человек выкликает под музыку что-то задорное, и перед ним пляшут, потрясая цветными руками, несколько ростовых кукол.

Еще никто ни разу не примкнул к этому зажигательному веселью.


И вот это чувство, простое чувство «я не могу в это поверить» колеблется от восхищения (см. главу «Церемония открытия», «Олимпийский парк» и пр.) до настоящего абсурда. И не знаю, кто как, но я полностью потерян и совершенно не буду дополнительно сбит с толку, если встречу завтра где-нибудь на канатной дороге себя восьмилетнего с моим отцом моих сегодняшних лет за ручку, примерно как вот мы ходили с ним на московскую Олимпиаду много лет назад. Или живого Чебурашку. Или Путина.

Хлопнет он меня этак по спине и спросит этим голосом своим: ну как тебе, Вась? И я точно знаю, что ему ответить. Я скажу: офигеть, Владим Владимыч. (Ну или «офигеть, Чебуран», смотря кто хлопнет).

---

Цитата:

---

Вы скажете: а вот у нас прекрасный скелетонист Третьяков, а вот вы забыли хвостатую, как молекула, Ольгу Вилухину, а фигуристов целый выводок всей командой победил? Но нет, ребята. Это не одно и то же. Плющенко — это Плющенко. Его все знают. Не случайно ведь Татьяна Тарасова говорила, что его вся страна выбрала.

А из любовников остались одни хоккеисты.

Плющенко же потому столько времени все и обсуждают, что никто понять не может, как же так. Только что человек был со шрамами, за страну, из небытия фактически восстал и победил; и буквально тут же взял да и оставил ту же страну — ладно без себя, но еще и без мужского фигурного катания. Все прекрасно понимали, что не будет Плющенко выступать в одиночном разряде. Это не значит, что он снялся симулятивно, нет; он сам этого мог и не понимать; он мог хотеть, но тут с него спрос маленький — у него шесть классов образования. Это про Плющенко, если что, не кто-нибудь, а его тренер Алексей Мишин говорит, чтобы не выглядело злопыхательски.

Пока героем выглядит только лыжник Легков, который так сутуло, так таранно, так невероятно втащил сборную России на второе эстафетное место и при этом ничего, как за ним всегда водилось, не сломал ни из костей скелета, ни из инвентаря

Девушки на коньках куда-то прибегут? Пока самое яркое происшествие (а мы говорим о яркости) все же в том, как одна из них забыла, что под трико ничего нет, и решила продышаться сразу после финиша.

Это тоже очень важное спортивное слово — продышаться. Вы его от Липницкой в жизни не услышите. Или от Радулова. И подавно от Родниной с Третьяком.


Речь складывается в эпос, а эпосу нужны герои.

А героев нет.

Так что ж, зря теперь Олимпиада?

---

Цитата:

---

Ругаться на Пихлера вы можете сколько угодно, а толку от этого не будет никакого. Один только вред. Почему? Причина очень простая: репутации Пихлера в мире навредить ничто уже не способно. Она заслужена и подтверждена неоднократно, и даже если кто-то возложит на него ответственность за неудачу женской сборной России, тренировавшейся под его руководством, то на фоне прочих заслуг Пихлера это — казус. Причем произошедший в России. А Россия — вообще страна казусов. Олимпиада в Сочи — разве не один из них? Красивый, шумный, сенсационный, но — казус. Больше такого, с пальмами, никогда не будет.

Но теперь идея дискредитирована, я полагаю. В ближайший год биатлонный мир с удовольствием сведет счеты с командой Михаила Прохорова, это будет веселая игра. Я не хочу никоим образом «прохоровцев» защищать, я только имею в виду, что это обернется потерей времени. Потом выжившие группировки померятся силами. Потом…

---

Цитата:

---

И вот оно, наконец, то чувство, когда то ли Христос лапоточками, то ли Пьер де Кубертэн ботфорточками, то ли биатлонная сборная на тщательно смазанных лыжах прокатилась по душе прямо по дороге в рай. Тот простецкий рай, который не требует эсхатологического чувства и глубокого теософского обоснования, который понятен всякому, кто когда-нибудь после парной принимал ледяную рюмку, и это только один пример, конечно, потому что у детей он свой, и непьющим тоже доступен, и тем, кто в баню не ходит. Наступило хорошо.

И вот так мы все.

И вот так мы все этим жили несколько минут.

Как в старом фильме, который в шестьдесят седом году, помнится, вся страна посмотрела в рекордном прокате, когда герой уходит в ванну с телефоном и говорит своей любимой: щас досчитай до десяти и читай про себя медленно то стихотворение. То, наше. Мне необходимо побыть с тобой на территории этого стихотворения...

Мы были все вместе на территории этой гонки.

Втысячером.

Это была любовь. Всё просто: вы кричите, если финиш застиг вас на выдохе, а я, наоборот, задохнулся, и в этом тоже не остался один, и не останусь уже никогда.

---

(C)