неожиданная история, рассказанная ночью. Посвящается Л.
Слушай, у меня был уже такой роман. Как с тобой. Он был какой-то совершенно ненастоящий этот мужчина, просто зацепил меня на разговорах, и понеслось – письма, слова, слова, подтексты, скрытые и несуществующие смыслы. Я теперь понимаю, почему я его любила: он мне давал говорить. Бесконечно. Я осыпала его цитатами и виртуальными словесными цветами. Я иронизировала, восхищалась, плакала у подруги на кухне с вином и музыкой, я вела с ним этот бесконечный диалог даже во сне, доказывала, спорила, признавалась, удивлялась и смеялась над суждениями.
Это теперь я понимаю, что уже вообще-то можно разобраться, когда это просто интерес к твоей персоне, а когда – плохо подавляемая страсть. А тогда я так уставала от непрерывного пребывания «в отношениях», что любой звук толковала как любовный выдох. И вообще вся жизнь была, что у твоих йогов – вдохнула, задержала дыхание, выдохнула и опять, захлебнувшись, вдохнула. И глаза такие… влюблено-изможденные с синими полукругами, какой там нафиг Герлен, все натюрель. Он возил меня от Красных Ворот до Пролетарки, стартуя откуда-то с Войковской, и дарил мне странные подарки, кормил меня обедами, звонками и письмами. Я плавала в этом примерно год, пока окончательно не устала от собственной вселенской дури, недосыпа и домысливания.
И тут мне подворачивается командировка в Киев. А, блин, на улице весна, я худая, волшебная как рояль, и любви во мне столько, что можно не один столичный город затопить, какие там, Михаил Александрович, разливы Днепра, я Вас умоляю. И мы с коллегой садимся в СВ, булькаем в вагоне-ресторане горилочку ритуально под борщ, ну и в Киев приезжаем в соответствующе размытом состоянии, моем головы в гостинице, и сразу с работы идем на бал. Натурально на бал – фуршет с тремя переменами блюд, выступление местных знаменитостей, напитки рекой и танцы до утра или упаду, кто сколько выпьет.
А любви хочется, это понятно. И, как ты говоришь, количество богов возрастает прямо пропорционально содержанию алкоголя в крови. Ну и танцы, да. Тоже будоражат изможденные фуршетом умы.
И тут появляется мальчик. Вот у меня, кстати, появление мальчиков – это не просто алкоголь, это упреждение судьбы о том, что, мол, вы сейчас можете вытянуть Шанс Что-то Поменять, а вот хватит ли ума у вас этим шансом воспользоваться, то это уже не в компетенции нашей канцелярии. Наше дело вам билет выдать, а вы уж танцуйте как хотите.
И я, значит, танцую. Как с тобой – взахлеб, с движениями от бедра, и содержание промилле в крови ровно такое, чтобы самой не вести, на ноги не наступать и головой вертеть именно так, чтобы волосы ложились вокруг лица красиво и улыбка смотрелась. Отрыв полный, то вальс, то танго, то пасадобль, и я уже не вспоминаю, как меня отчислили с бальных танцев на пятом году мучений за полную профнепригодность («мамочка, у вашей девочки лучше получается сочинения писать, отдайте ее на филфак и не мучайте ребенка»), и лечу, и порхаю и глаза смотрят со значением.
Кто там первый поплыл и как мы потом гуляли по Крещатику, я уже не помню, помню только, как осчастливили бабушку покупкой последних роз, как я наконец-то сломала уставший от латины каблук и как мы покупали туфли в ночном торговом центре.
Вообще ты же понимаешь, принцы на белом коне – это моя специализация. Мне на них везет, как свежему утопленнику на том самом разливе Днепра. И они меня, эти принцы, чуют за версту, подъезжают к башне заточения, и тащат за волосья так профессионально, что я не успеваю очухаться и выбрать правильное белье и переодеться из джинсов с карманАми во что-нибудь белое и воздушное. Они правда тоже не успевают как следует подготовить замки к принятию принцессы, поэтому у них у всех где-то в замках обязательно находятся следы предыдущих принцесс в виде расчесок, баночек и трусиков невнятного происхождения. Но я же всю жизнь выше этого, я ж всем принцессам принцесса, я вообще этого великодушно не замечаю и поэтому спасение меня происходит как по нотам, тем более, что я в какой-то момент перестаю сопротивляться, поднимаю правую руку, резко бросаю ее вниз, ну и, само собой, нахожу там полную готовность принца спасать меня до самого утра. Еще бы, с таким-то моим великодушием.
Вот и в этот раз великодушие было красивым, немного пьяным, не таким, конечно, как когда мы с тобой познакомились, нет, так – слегка поддатым. А судьба еще ж знает, кому благоволить, она благословляет пьяных и дураков, а уж пьяных дурочек с розами, сломанными каблуками и неземной любовью в груди она одаряет несказанно. В тут ночь судьба меня одарила тремя оргазмами, щедрым похмельем и символической утренней чашкой кофе вкупе с обещанием меня найти и любить снова и снова.
Думаю, тебе не надо объяснять, как женщины с дурью воспринимают курортные романы, особенно если ей там быстро и грамотно расстегивали лифчик. Женщина, вспоминая это неуловимое движение рук, жаждет быть погубленной снова и снова на фоне скалистых гор, голубого неба, вспенившейся волны, ну или на худой конец у памятника Владимиру или в районе Бессарабки. Обычно в эту воду дважды никому не удается войти, хотя все надеются, что будет у них аккурат по «Даме с собачкой» и любовь перенесется из Ялты в Саратов. А мне удается… Потому что я обычно шляюсь только с местными и помечаю места скопления принцев красивым сердечком в жпс-навигаторе, возвращаюсь туда, а поскольку ни один мужчина еще от любви с доставкой не отказывался, то все происходит в заданных пейзажах и интерьерах к обоюдному удовольствию.
О чем, бишь, я. Конечно, в Киев я еще вернулась, конечно же мальчик меня встретил на вокзале, поил меня самбукой и кормил карпом со сметаной и зеленью, и конечно же мы больше не виделись потом, хотя и Киев стоял на месте и я, свободная, ездила туда, и так же мы пили ритуальную горилку с борщом в вагоне-ресторане, полируя ее шампанским в СВ, и так же пугала эта странная станция с большими мягкими игрушками вместо людей.
Но мои пути уже пересеклись с другим человеком, и уже из Киева я ехала в Крым ночным поездом, и уже были нацарапаны и мой следующий брак, и новая большая любовь… Но я до сих пор вспоминаю этого мальчика со стершимся именем, и бабушку у Бессарабки, и майдан, и каблук, и танго, и пасадобль, и понимаю – все лечится. Иногда красиво, иногда грустно, но всегда случайно, и всегда к лучшему.
(с) Orinda, 2010.
|